Как мы провели лето...

Наверное, мы были самыми счастливыми людьми в этом городе. Я помню каждый день того времени. На шаболовской много трамваев, кинотеатр и психушка, мы часто гуляли. Я помню когда мы садились на лавку, она ложилась и клала голову мне на колени. У меня всегда был с собой алкоголь, а если его не было у меня, он был у нее. Наверное, нас нельзя назвать алкоголиками или падшими......нас нельзя назвать как-либо.
Мы просто любили лето, жару и музыку.
Я не помню времени "до".......да и ничего особого там не было, наверное. Мы просто любили бродить от "Алмаза" через монастырь. Любили смотреть в окна псих дома. Там было темно и веяло холодом. Мы представляли, как окажемся там. что мы будем делать.

-Я попытаюсь побыстрее закончить это.
-Как? Сбежать оттуда крайне сложно.
-Есть окна, таблетки и острые углы, там много выходов.
-Ты сразу сдашься, если попадешь туда? А как же борьба?
-Это безусловная победа. Я просто улечу, а они останутся там, я всех их сделаю.
-А как же я? Ты оставишь меня с ними одного?
-Ты что......я не полечу одна, сначала я подарю крылья тебе.

Я помню то время, и я не был трезвым. Мы просыпались в разное время суток, но проходило не более полторы минуты до того, как мы снова смачивали горло, закуривали и ложились полежать еще. Но это было светло, мы часто спали на балконе, а еще чаще мы забывали спать.
Мы ездили в гости, в бары, в центр(для этого приходилось одевать что то приличное)
Моя покойная бабуля оставила после себя квартиру в центре, и я ее жил от ее аренды. Эта квартира на Шаболовке осталась ей от родителей, которые тоже ушли в мир иной. Нам с лихвой хватало на жизнь, а точнее алкоголь и прочее.

Все, что мы делали - это гуляли и дышали полной грудью. Она часто кусала меня за нижнюю губу, раскусывая ее в кровь, а потом лизала ее.

-У тебя вкусная кровь, хочешь попробовать мою?

Я смотрел на нее. Я смотрел в ее глаза когда мы слушали Пинк Флойд, когда я был сверху, когда она курила на подоконнике. Я пил и любовался видами. Алкоголь рисовал сотни дополнительных оттенков ее кожи и ресниц. А она долго смотрела куда то вглубь меня и часто просила привязать ее и трахнуть в задницу. При этом она рыдала и орала на всю квартиру.
А потом мы вновь шли гулять.

Разговоры были бесконечны, ведь мы были просто вхлам. А это состояние отличается особой общительностью.

-Если бы я попросила поререзать мне вену, ты бы смог?
-Но зачем тебе просить об этом, милая?
-Скажи, смог бы?
-Я не знаю. Зачем ты завела вновь тему об этом. Пошли лучше вон туда, я хочу еще вина.
-А я бы смогла и смотрела бы в твои глазки, когда ты отдавал бы свою душу.

Первые звоночки стали звенеть с наступление осени, когда мы стали одевать куртки и пальто. Она закутывалась в длинную ткань, отпивала из горла бутылки, а потом закатывала рукав и с улыбкой тушила бычок себе в руку. Этих следов было много. Когда их стало действительно много я стал трезветь. И мурашки стали все чаще пробегать по спине.
Я стал бояться спать с ней. Она часто замыкала ноги за моего спиной, улыбалась и сдавливала руками мое горло. Я переставал бояться когда кончал, но потом приходил в себя.
Вино уже давно перестало ее забирать. Обычно она мешала водку с марихуаной, которую привозил ее брат.
Я не курил, последнее время, все, что я делал - боялся.
Я не мог уехать, потому что она устраивала дикие истерики и ужасные сцены. Однажды она разбила керосиновую лампу, открыла пробку бачка и вылила керосин себе на голову. А потом щелкнула зажигалкой.

-Если ты сделаешь еще один шаг к двери, я улечу одна.
-Я не хочу никуда лететь, ты больна, я хочу уехать.
-Тогда будь ты проклят ничтожный трусишка

Она поднесла пламя к волосам и тут же вспыхнула. Я в два прыжка допрыгнул к ней и набросил на ее голову пальто, которое держал в руках. Когда я снял его. На ее голове почти не осталось волос, по щекам текли слезы, но она смеялась.

-Вот видишь, мальчик, я владею твоей душонкой, ты никуда не уедешь.
-Не уеду. милая. Что же ты наделала. У тебя были такие красивые волосы.
-Они мне не нужны. Неважно как я выгляжу, у тебя все равно нет другой.
-Нет.
-Пойдем в магазин. А потом ты привяжешь меня к трубе в подъезде и изнасилуешь, как ты любишь, маленький извращенец. Любишь трахать меня, да? Любишь делать мне больно. да? Это ты болен, маленький олигофрен.

Ее забрали, когда пошел первый снег. Я курил у двери подъезда, а двое людей в сером крепко держали ее за руки, провожая в машину.

-Ты никогда не скроешь. маленький фашист. Я расскажу, как ты насиловал меня. Мою нежную детсткую плоть. Ты трахал мою душу, маленький гитлер. Это тебя нужно лечить.

Она кричала до тех пор, пока не закрыли дверь кареты скорой.
Ко мне подошли.

-Вы не переживайте сильно. Это стресс, но вы должны справиться.
-Что будет с ней?
-Вероятнее всего она проведет у нас много месяцев. Нельзя сказать точно.
-Она будет пытаться убить себя, проследите, пожалуйста, она мне дорога.
-Не волнуйтесь, она даже помочиться сама встать не сможет, - санитар хохотнул и хлопнул меня по плечу.

Машина медленно покатилась из двора, я выбросил бычок, подхватил сумку. На следующий день меня пригласили на собеседование, и я вроде как прошел его. Я рассказал, что все лето помогал бабуле в деревне, убрав руки под стол, они дрожали, видимо алкоголь все таки вреден.