Мифы о «черном золоте»: куда исчезает нефть

Давос — со специального репортажа оттуда мы начинали этот год. Тогда, в январе, одной из ключевых тем в кулуарах Всемирного экономического форума стало стремительное утяжеление нефти и по способам добычи, и по составу. Вопреки обычным представлениям, именно сырьевой сектор превращает нефтепромысел в место, где уже запущены такие инновации, о которых другая экономика часто может только мечтать. Несколько месяцев, отделявших форум в Давосе от форума в Петербурге, мы в паузах между выпусками изучали нефтепромыслы Республики Коми, Татарстана, Сибири, Канады. Итог работы — целый широкоформатный двухсерийный фильм. Но уже сейчас — репортаж-анонс.

Первую нефть в России начали добывать здесь, на легендарной реке Ухте. Но сегодня разве что краеведы подскажут, где же это здесь в XVIII веке били целые нефтяные ключи.

Теперь нефть много глубже. Правда, иногда еще можно найти вот такие природные ее выходы, как этот из коллекции «ТАТ-нефти». Но и в этой нашей знаменитой нефтяной провинции таких аномалий все меньше и меньше. Нефть не заканчивается, но уходит. Уходит настолько дальше, а временами уже и настолько глубже, что сегодня впору присмотреться и к такому другому российскому феномену, как ныне лукойловские нефтяные шахты.

Даже абсолютное большинство нефтяников-профессионалов только мечтать могли бы о том, что мы сейчас здесь увидим. Мы в нефтяном пласту. Республика Коми. 200 метров над нами. Где-то плюс 40, наверное, сейчас в шахте. И вот она — нефть.

В действительности, продукция этой когда-то секретной нефтяной шахты ГУЛАГа напоминает больше не нефть, а какую-то пасту или смолу. Это и есть намного тяжелее «обычной» нефти — и по способу добычи, и по консистенции. Впрочем, вопреки стереотипам, исключительно «черным золотом» нефть никогда и не была.

В этой коллекции прозрачная нефть из Сибири, черная, тягучая — из Татарстана, красная — это Самара, оранжевая — Оренбуржье. Но все эти разноцветные нефти, с их сотнями разных компонентов, еще недавно кое-что, тем не менее, роднило. Пусть на черно-белой пленке цвет было не различить, но зато на хронике видны нефтяные фонтаны. Однако, увы. Эпоха, когда нефть хлестала «самотеком», по сути, позади.

Впечатляющий фонтан, правда, и сегодня есть в столице когда-то главного для Советской России Ромашкинского месторождения, городе Альметьевске. Это красивый, но всего лишь символ. Собственно, то, во что превратилась добыча нефти на «Ромашке», — это своего рода модель того, что со временем происходит с любыми нефтепромыслами.

Даже и разведка теперь дается по-другому. «Нефтеразведчики» в лесу — лишнее подтверждение того, что нефть уходит все дальше. В пробуренные таким образом мини-скважины закладывают взрывчатку. А дальше — звонкая тишина в ожидании хлопка. Вот он сейчас будет: сдетонирует заряд. Ну и потом — принцип, как у локатора. От нефти взрывная волна отражается по-своему. Но это уже где-то и прошлый век.

Вот он — век двадцать первый. Огромные чудо-машины, способные растрясти землю не одиночным взрывом, а целым локальным землетрясением. Его вызывают «пуза» этих машин, которыми они «трутся» о землю. Однако, даже с применением всех этих новшеств, потом, на буровой, в ход идет кувалда.

Ну, вот на этом этапе в процессе разрешили поучаствовать и мне. Эту породу подняли не из преисподней, но с глубины 1400 метров. Посмотрим, что будет в керне. Цвет его таков, что, как нам объяснили специалисты, здесь важно смотреть какой он будет. Он темный. Значит, нефть на подходе.

И вот итог работы, природу не обманешь. Нам действительно повезло. Вот в одном керне пошла сначала белая порода, известняк. Потом — то, что я уже держал в руках коричневое. То есть нефть на подходе. Когда она полежит, то в итоге капельки нефти появляются.

Образно говоря, вот так по капельке нефть теперь и приходится добывать на старых промыслах. Но ведь скоро старыми станут все. Cегодня более 80 процентов добычи идет с месторождений, открытых до 1988 года. Расти есть куда. Наши 35–37 процентов «нефтеизвлечения» — «детский сад» по сравнению с 60 процентами в Норвегии. Но это еще не все проблемы.

Еще Татарстан, но объект не «Татнефти», а федеральной компании «Транснефть». Именно здесь — нулевой километр легендарного нефтепровода «Дружба» и своего рода «перекресток», на котором сходятся и легкая нефть из Сибири, и тяжелая нефть Поволжья и Урала.

Сейчас в прямом смысле этого слова будем интерпретировать понятие того, что значит «попробовать товарную нефть». Вот она льется из крана. Я понимаю, что это похоже на легкое безумие, но мне реально очень давно хотелось это попробовать. Сладкая, с легкой кислинкой. Эта легкая «кислинка» — как раз от серы в нефтях со старых промыслов. А впереди в «Дружбу» вливается еще и тяжелая нефть Самары. Это и делает наш Urals дешевле Brent.

А ведь если не брать новые месторождения легкой нефти на шельфе, то впереди у нас, судя по всему, — эпоха все более тяжелой добычи уже не «просто» тяжелой, а сверхтяжелой нефти, которую, раньше считалось, — не переработать.

— Слушайте, а почему так жарко?

— Жарко! Ну мы же искусственно разогреваем пласт, — отвечает мастер-нефтяник

— И нефть, вопреки всем нашим представлениям, течет не снизу вверх, а сверху вниз?

— За счет гравитации.

Вместе с нефтью в этих пластах в Республике Коми — титан. В Татарстане в битумной нефти — еще более ценные ванадий и рений. Но, во-первых, это еще более утяжеляет, а, значит, удешевляет наш Urals. Во-вторых, рентабельным строительство шахт было только во времена ГУЛАГа. И, например, изучившие этот метод канадцы предпочитают теперь свои битумные пески обогащать, добывая их в карьерах. Но то — в пустынной провинции Альберта. Если применять такую технологию в густонаселенном Татарстане или, например, в Краснодарском крае, где тоже есть такие залежи, — значит снести десятки сел и станиц, а оставшиеся лишить питьевой воды.

Так что же делать? Какие новые технологии можно сейчас попробовать? Заканчивается наша нефть или нет? Пока лишь зададим эти вопросы. Ответы — уже очень скоро.